Матч Морфи - Андерсен 1858 год

Отказ Пола принять ставку за победу в матче с Гаррвицем вызвал бурю. Приходили сотни писем отовсюду, везде держали тысячи пари, и поступок Пола внес полную неясность. И Пол, как всегда, нашел самое мудрое и справедливое решение. Он принял у Лекэна деньги и передал их мсье Делонэ с тем, что каждый из проигравших может при желании получить свою ставку обратно. Если же, говорилось в письменном заявлении Пола, при этом у мсье Делонэ останется на руках остаток, то эти деньги следует употребить на оплату проезда из Бреславля в Париж великому немецкому мастеру Адольфу Андерсену, если он пожелает сыграть с Полом Морфи дружеский матч.

Вести о Поле проникли в великосветские салоны, посыпались приглашения из недоступных особняков в предместьях Сент-Онорэ и Сен-Жермэн, у Пола появились друзья и поклонники в самых высших сферах. Пол и вездесущий Эдж были частыми посетителями герцогской ложи в Итальянской опере. Однажды давали «Норму» Беллини. В антракте Пола заставили играть против совещавшихся герцога Брауншвейгского и графа Изуара. Пол сидел спиной к сцене. Партия складывалась интересно, и партнеры совсем забыли, что начинается второй акт. Пол, выросший в музыкальной семье, чувствовал себя отвратительно. Он любил музыку, ценил и уважал труд актеров, но герцог и граф не отпускали его буквально насильно. Примадонна мадам Панко, певшая партию друидской жрицы, бросала на герцога презрительные взгляды. Хористы, изображавшие друидов, пели про «кровь и огонь» с особой выразительностью, часто поглядывая на злополучную ложу. Наконец Пол разозлился и заматовал герцога и графа, создав при этом одну из вечных, неумирающих партий.

В конце октября пришло письмо из Бреславля от Адольфа Андерсена. Андерсен писал, что кафедра математики Бреславльской государственной гимназии не имеет никакой возможности предоставить ему отпуск посреди учебного года. Единственное, что он постарается сделать, – это приехать в Париж на рождественские каникулы, приехать специально ради того, чтобы повидаться со знаменитым молодым американцем.

– Очень жаль! – разочарованно сказал Пол. – К рождеству я уже буду на пути домой… Досадно, что не пришлось сыграть с Адольфом Андерсеном, я высоко ценю его удивительную игру!

– Вы не уедете, мистер Морфи, а будете играть с Андерсеном на рождество! – вдруг грубо сказал Эдж.

– Не вы ли помешаете мне уехать? – насмешливо спросил его Пол.

– Нет, не я. Вы сами себе этого не позволите. Без победы над Андерсеном список ваших европейских побед будет неполон. Андерсен играет сейчас значительно сильнее Стаунтона, и вы отлично это знаете. Европа не позволит вам уехать!

– Значит, придется мне переупрямить Европу!

– Браво! – сказал Эдж. – Желаю вам успеха!

И Эдж тут же засел за работу, которую держал в секрете. Никому не сказав ни слова, он направил письма во все ведущие клубы Англии и континента. Он просил клубы вмешаться и не дать исчезнуть такой редчайшей возможности, как возможность матча Морфи – Андерсен.

«Встреча Пола Морфи с Адольфом Андерсеном должна сказочно обогатить шахматную сокровищницу!» – писал Эдж.

И клубы поддержали его. Через неделю ответные письма посыпались дождем. Писали Амстердам и Лейпциг, Брюссель и Рим, Бреславль и Берлин, Стокгольм и Санкт-Петербург. Из лондонского Сент-Джордж-клуба прибыла петиция, подписанная множеством лиц. Все в один голос просили Пола Морфи остаться на зиму в Европе. Сам Андерсен прислал длинное письмо – и Пол не устоял перед просьбой немецкого чемпиона...

На первой неделе декабря Жюль Арну де Ривьер получил от Андерсена извещение, что он вскоре намерен быть в Париже. Сырая парижская зима успела уложить Пола в постель, поправлялся он медленно. Врачи прописали Полу пиявки, их ставили ему несколько раз, и самочувствие его улучшилось.

– Сколько крови у меня отсосали? – спросил как-то Пол, лежа в кровати и глядя в зеркало на свое маленькое, заострившееся лицо.

– Три или четыре пинты! – сердито буркнул Эдж.

– Почти все, что у меня было! – грустно сказал Пол. – Теперь мне придется подумать о пополнении!

Он поднялся с кровати и чуть не упал. Эдж успел подхватить его и поднять на руки.

– Вы ничего не весите, мистер Морфи, – сказал он удивленно. – Я буду откармливать вас, словно на продажу!

– Попробуйте, – равнодушно сказал Пол.

Болезнь, казалось, вселила в него отвращение к шахматам. Начав передвигаться, он стороной обходил кафе «Де ля Режанс», и Эджу никак не удавалось уговорить Пола зайти туда. Он отклонял все приглашения, где его могли бы заставить играть в шахматы. Когда Эдж принес известие о том, что Андерсен выехал из Бреславля, лицо Пола сразу посуровело.

– Начинается рецидив моей шахматной лихорадки, – сказал он задумчиво. – Дайте сюда доску, Эдж, я покажу вам некоторые партии Андерсена.

И с обычной своей безошибочностью Пол принялся показывать по памяти десятки партий Адольфа Андерсена.

– Это великий мастер, Эдж! – закончил он свои объяснения. Вечером Пол рано лег спать, а в десять утра зашедший к Полу Эдж застал там раннего гостя – герра Адольфа Андерсена собственной персоной.

Андерсену было тогда немногим менее пятидесяти лет. Земляк и однокашник Гаррвица, он совсем не походил на него ни внутренне, ни внешне. Небольшой, желтолицый и сморщенный Гаррвиц казался человеком без возраста, ему в равной мере можно было дать и сорок, и шестьдесят. Андерсен же был плотный немец с крупной лысой головой и уверенными движениями. Лысая голова делала его старообразным, он казался старше своих сорока восьми лет. Увидев, что Пол нездоров, Андерсен страшно разволновался. У него было всего две недели отпуска, он проклинал свою судьбу, еще больше сокращавшую этот короткий срок. Он тут же заявил, что не сядет за доску, пока Пол не восстановит свои силы полностью. И Пол и Андерсен в одинаковой мере ненавидели игру на деньги, поэтому об условиях матча они сговорились буквально за полминуты. Ввиду скорого отъезда Андерсена решено было играть матч из тринадцати партий, то есть до набора кем-либо из противников семи очков, без зачета ничьих. После этого Андерсен откланялся, и Эдж повел его осматривать город, так как Андерсен оказался в Париже впервые. Разумеется, они зашли в кафе «Де ля Режанс»...

В день приезда Андерсена Пол заявил своему врачу, что должен быть непременно здоров к понедельнику, но доктор отказался дать гарантии. В целях экономии сил больного решено было играть весь матч в отеле «Бретейль», в комнате Пола. Публика не допускалась, правом входа пользовалась лишь небольшая кучка избранных. Зато демонстрация партий должна была вестись в кафе «Де ля Режанс», куда ходы доставлялись бы посыльными, поскольку мистер Белл не успел изобрести своего удивительного телефона.

В понедельник утром впервые после болезни Пол поднялся с кровати, и Эдж проводил его в смежный салончик, где должна была происходить игра. Андерсен посмотрел на бледного и худого Пола с сердитой жалостью, но другого выхода не было. Через пять минут уже было сделано пять ходов. Пол играл белыми, он предложил гамбит Эванса, но разыграл его слишком азартно. Андерсен великолепно защитился, постепенно добился преимущества и выиграл партию. Впоследствии Пол не раз приводил ее как образец глубокой и своеобразной стратегии. Более того, Пол усомнился в правильности гамбита Эванса вообще и решил больше не применять его, во всяком случае против Андерсена. Несмотря на поражение, Пол перенес первую партию легко и к вечеру чувствовал себя значительно лучше. Поражение ничуть не тревожило его, он привык проигрывать первую партию и считал, что это нормальные «издержки» при ознакомлении с новым противником.

– Важна не сыгранная партия, а остающиеся! – с улыбкой сказал Пол встревоженному Эджу.

Во второй партии белыми играл Андерсен. Он начал дебютом королевского коня. Пол ожидал гамбита Эванса – и не дождался. Андерсен предпочел замкнутую испанскую партию, где все боевые магистрали были наглухо забаррикадированы. Вскоре партия закончилась ничьей. На третье утро Пол впервые выглядел самим собой, глаза его обрели свою креольскую живость и блеск, он улыбался. Пол решил, что попробовать испанскую партию стоит и ему. Однако вместо медлительной маневренной игры он рванулся в атаку с такой бешеной яростью, что Андерсен был смят мгновенно. Партия закончилась через час с небольшим, был сделан всего 21 ход. Надо было экономить время, Андерсен предложил начать четвертую партию немедленно. Пол согласился. Андерсен разыграл белыми испанскую – и снова прусский чемпион был разгромлен. После этого испанская партия в матче не применялась. Далее Пол выиграл пятую, шестую и седьмую, а всего – пять партий подряд. Восьмая партия была ничья, девятую Пол выиграл молниеносно, в семнадцать ходов. Десятую партию удалось выиграть Андерсену после долгой и упорной борьбы на 77-м ходу. С обычным своим грустным юмором он сказал Эджу:

– Морфи выигрывает в 17 ходов, а я – в 77. Впрочем, это только нормально…

Андерсен было потрясен, он тяжело переживал свое поражение, хоть и держал себя безупречно корректно. Избалованный долгими годами побед, немолодой человек впервые обрел необыкновенного, загадочного противника. Его заставили играть в какую-то новую игру, которая ему не нравилась, а попытки играть в своем обычном стиле приводили к немедленному и молниеносному разгрому. Огромное комбинационное дарование Андерсена в этом матче осталось нераскрытым – Пол попросту не давал ему комбинировать, вынуждал к маневренной игре, в которой был заметно сильнее Андерсена.

– Это только говорится, что он играет, как Лабурдоннэ, – сердито сказал Андерсен Эджу. – На самом деле он играет значительно лучше!

В другой раз Андерсен сказал в присутствии ряда мастеров:

– Никакой дурак не станет играть против Морфи открытых дебютов, чтобы не попасть под одну из его страшных атак. Беда лишь в том, что в закрытой игре он оказывается еще сильнее!

В кафе «Де ля Режанс» после окончания матча Андерсен заявил публично:

– Мистер Морфи всегда делает не просто хороший, а обязательно наилучший ход. Мы же делаем просто хорошие ходы, а потому и проигрываем. Никто не может рассчитывать с ним на большее, чем одна-две случайные победы в матче.

– Но, герр Андерсен, – вступил кто-то из присутствовавших. – Не кажется ли вам, что сейчас вы играете хуже, чем играли с Дюфреном?

– Нет! – покачал тяжелой головой прусский чемпион. – Я не играю хуже. Но Морфи просто не дает мне играть лучше. С этим человеком бороться бесполезно, он слишком силен для меня. Он точен и безошибочен, как механизм, а я всего лишь простой смертный…

Одиннадцатая партия игралась в последние дни угасающего 1858 года. После 35 ходов фигуры Морфи грозно нависли над позицией рокировки черного короля. Андерсен долго искал спасения, затем опустил голову и закрыл рукой глаза. По лысому, блестящему, как слоновая кость, черепу стекали мелкие капельки. Поражение стало фактом. Андерсен отнял руку и выпрямился в кресле, все молчали.

– Мьсе Морфи! – сказал на своем ужасном французском языке Андерсен. – Вы выиграли матч потому, что вы сильнее меня. Вы сильнее всех игроков мира, живых и мертвых. Я горд, что живу в одно время с вами!

Никто не смеялся над его грубым прусским акцентом.

– В мире нет другого игрока, – он горделиво поднял лысую голову, – который расправился бы с Адольфом Андерсеном со счетом 7:2! Мсье Морфи, я сдаю матч и поздравляю вас – сильнейшего шахматиста всех времен!

Последние слова потонули в восторге зрителей. Андерсен пожал Полу руку, сгорбился и быстро вышел из номера, где бушевал восторг. Это были первые лестные слова, сказанные Андерсеном Полу в глаза, и единственные. Андерсен быстро утешился – вечером того же дня он показывал в кафе «Де ля Режанс» свои проигранные партии, хохоча и вздымая руки к небу. Свое выступление Андерсен закончил так:

– В Берлине мной будут недовольны, но я отвечу попросту: мистер Морфи обещал приехать, объясняйтесь с ним сами!

До отъезда Андерсена оставался еще один день, и его было решено использовать для серии легких партий. Условились начинать все партии непременно гамбитами. Матч длился всего три с половиной часа и окончился в пользу Пола со счетом 5:1.

– Невозможно играть с этим парнем! – добродушно сказал Андерсен, отправляясь укладывать чемоданы.

После его отъезда Пол решительно заявил, что не будет больше играть ни матчевых, ни легких партий...